— Что будет со мной, если башмачок подойдет?
— Я превращу вас в очаровательного лягушонка.
Он закрыл глаза.
— Прости меня, Лорен, — прошептал он. — Прости.
Лорен услышала искреннюю боль в его голосе, и ледяная стена, которую она возвела вокруг себя, стала таять. Ей очень хотелось не думать о том, как хорошо снова быть в его объятиях…
Долгие недели, состоявшие из бессонных ночей и пустых дней, привели ее к мысли, что Ник — неисправимый циник. Предательство его матери сделало его таким, и с этим никто не мог ничего поделать, даже если очень хотел. Всегда, в любой момент, под любым предлогом Ник хладнокровно выставит ее из своей жизни и пойдет дальше, потому что никогда не будет по-настоящему ее любить.
В пять лет он узнал, что женщине нельзя доверять, и он предложил Лорен свое тело, свое восхищение… но не более того. Он никогда не отдаст себя женщине полностью.
Ник гладил спину Лорен, и она остро чувствовала тепло его рук. Собрав последние силы, она отстранилась от Ника.
— Все в порядке. Правда. — Стараясь сохранять спокойствие, она заглянула в его серые глаза. — А теперь уходи, Ник.
Он стиснул зубы и напрягся всем телом, услышав, с каким безнадежным безразличием она это произнесла. И все же он не ушел, словно Лорен говорила на языке, которого он не понимал. Не сводя с нее глаз, он достал из кармана коробочку, завернутую в серебряную бумагу.
— Я привез тебе подарок.
Лорен не поверила собственным ушам.
— Что?
— Вот, — сказал он, положив коробочку на ладонь Лорен. — Рождественский подарок. Это тебе… Ну, открой же.
Неожиданно Лорен вспомнила свой разговор с Мэри, и ее всю затрясло от волнения. «Он собирался задобрить свою мать… чтобы она вернулась к нему… Отдал ей подарок… Попросил ее развернуть его…»
— Разворачивай же, Лорен, — попросил Ник.
В глазах Ника Лорен увидела отчаяние и мольбу. Он был напряжен, словно ожидал, что она вернет ему подарок и отвергнет его самого.
Опустив глаза, Лорен сорвала серебряную бумагу и увидела бархатную коробочку, на которой стояло имя чикагского ювелира, а под ним название чикагского отеля. Лорен открыла коробочку. На белом бархате лежала великолепная подвеска с большим изумрудом, окруженным сверкающими бриллиантами. Наверное эта подвеска была не меньше размером, чем та коробочка для таблеток из его детства.
Взятка! — промелькнуло в голове Лорен.
Во второй раз в своей жизни Ник пытался задобрить женщину, которую любил, чтобы она вернулась к нему. Слезы подступили к глазам Лорен, и сердце ее переполнилось нежностью к этому сильному мужчине, не забывшему обид, нанесенных ему в детстве.
Хрипло, словно ему трудно было говорить, он умолял ее:
— Пожалуйста… Пожалуйста….
Ник прижал Лорен к себе и спрятал лицо в ее волосах.
— Пожалуйста…
Лорен перестала сопротивляться.
— Я люблю тебя, — тихо проговорила она, обнимая его за шею.
— Еще я купил тебе серьги, — торопливо сказал Ник. — И куплю рояль… В твоем университете сказали, что ты талантливая пианистка. Ты какой хочешь? Большой, концертный… или…
— Хватит!
Крикнув это, Лорен поднялась на цыпочки и закрыла ему рот поцелуем. Он вздрогнул и привлек ее к себе, стараясь быть нежным, но неодолимая страсть диктовала свои условия. Как измученный жаждой путник приникает к реке, так он со стоном приник к ней, словно к животворящему источнику, ни на секунду не переставая гладить ее спину, груди, бедра, прижимая ее к себе и изо всех сил желая слиться с ней в единое целое.
— Мне было очень плохо без тебя, — прошептал Ник, вновь вспомнив о том, что надо быть нежным, и тотчас забыв об этом, стоило ему опять коснуться губ Лорен.
Забыв обо всем на свете, он хотел лишь одного — не только никогда не разлучаться с этой прекрасной женщиной, но и не отрываться от ее теплых губ и восхитительного податливого тела.
Лорен со страстью возвращала Нику поцелуи, изгоняя боль из своего сердца, прижималась к нему и прижимала его к себе.
Прошло много времени, прежде чем она очнулась, все еще обнимая его.
— Я люблю тебя, — прошептал Ник.
Не давая Лорен ответить, он продолжал, поддразнивая и одновременно умоляя ее:
— Ты должна выйти за меня замуж. Я думаю, в Чикаго как раз сейчас меня изгоняют из комитета… Они думают, будто на меня нельзя положиться. И Тони вычеркнул меня из своего списка. И Мэри сказала, что уволится, если я не привезу тебя обратно. Эрика нашла твои сережки и отдала их Джиму. Он просил передать, что ты не получишь их, если не приедешь за ними сама…
Разноцветные лампочки горели на рождественской елке в огромной гостиной. Растянувшись на ковре перед камином, Ник с удовольствием чувствовал на своем плече голову спавшей жены и смотрел, как огонь играет в ее волосах и на ее коже. Прошло три дня после их венчания.
Лорен пошевелилась и потянулась к Нику. Стараясь не побеспокоить ее, он натянул шелковое одеяло ей на плечи и едва ли не почтительно коснулся пальцем нежной кожи щеки. Лорен принесла с собой радость и смех в его дом. Она считала его красивым. Когда она смотрела на него, он тоже считал себя красивым. И чувствовал себя красивым.
Где-то в другом конце дома часы пробили двенадцать раз. У Лорен дрогнули ресницы, и он заглянул в ее волшебные синие глаза.
— Рождество, — прошептал он.
Его жена улыбнулась ему, и от ее ответа у него перехватило дыхание.
— Нет, — ласково возразила она, положив ладонь ему на щеку. — Рождество было три дня назад.