Теперь, собираясь оставить музыку, отнявшую у нее столько времени и сил, Лорен чувствовала себя транжиркой и предательницей. Болезнь отца и накапливающиеся счета подвигли ее на принятие решения, которое она постоянно откладывала. В апреле отец потерял работу и с ней медицинскую карточку, а в июле он потерял здоровье. В прошлом отец во всем помогал Лорен, теперь пришла ее очередь помочь ему.
При мысли об ответственности за жизнь отца у Лорен возникло ощущение, что на ее плечи легла непосильная ноша. Ей нужна работа, нужны деньги! И не когда-нибудь в будущем, а сейчас, немедленно! Лорен оглядела обитую бархатом мебель приемной, в которой она находилась, и почувствовала, что она здесь совсем чужая… И все-таки она попыталась представить себя работающей в этой огромной корпорации… Кем? Какая разница? Лишь бы платили, а делать она готова все, что угодно. В Фенстере хорошей работы с перспективой роста не было совсем, а временные или случайные заработки были намного ниже, чем, например, в Детройте.
Секретарша взяла трубку и встала.
— Мисс Дэннер, мистер Уитворт ждет вас.
Лорен направилась к резной двери из красного дерева, и пока секретарша открывала ее, вознесла короткую и горячую молитву Богу, прося сделать так, чтобы Филипп Уитворт забыл о девятилетней девочке, два дня гостившей в его доме.
Наконец она переступила порог кабинета. Долгие годы выступлений перед публикой научили Лорен глубоко прятать волнение, так что теперь она сумела спокойно, не теряя самообладания, приблизиться к Филиппу Уитворту, который поднялся ей навстречу, не в силах скрыть изумление.
— Мистер Уитворт, вы, наверное, не помните меня, — непринужденно произнесла Лорен, протягивая ему через стол руку. — Меня зовут Лорен Дэннер.
Филипп Уитворт улыбнулся одними губами и крепко пожал протянутую руку.
— Должен заметить, что я отлично помню вас, Лорен, — проговорил он довольно сухо, но не без насмешки. — Вы были… как бы это лучше выразить… незабываемым… ребенком.
Лорен улыбнулась, отметив про себя, что юмор Филиппу не чужд.
— Очень мило с вашей стороны. Вы могли бы сказать «несносным», и это было бы справедливо.
Таким образом они объявили друг другу предварительное перемирие, и Филипп Уитворт кивком головы показал Лорен на обитое золотистым бархатом кресло по другую сторону стола.
— Садитесь, пожалуйста.
— Вот мои документы, — тотчас перешла к делу Лорен, доставая из сумки большой конверт.
Филипп взял конверт и стал перебирать отпечатанные на машинке бумаги, то и дело бросая взгляд на лицо Лорен, словно хотел запечатлеть в памяти каждую его черточку.
— Вы удивительно похожи на свою мать, — проговорил он после долгого молчания. — Кажется, она была итальянкой?
— Дедушка и бабушка уроженцы Италии, — отозвалась Лорен. — Мама, естественно, тоже.
Филипп кивнул.
— Волосы у вас светлее, чем у нее, а в остальном вы просто ее копия. Она была на редкость красивой женщиной, — бесстрастно заключил он, пробегая глазами документы, которые она вручила ему.
Лорен откинулась на спинку кресла, немного обескураженная тем, какое неожиданное направление принял их разговор. Ее не могло не смутить сделанное ею открытие: четырнадцать лет назад холодный и невозмутимый Филипп Уитворт все-таки обратил внимание на красоту Джины Дэннер. А теперь он сообщил Лорен, что и ее тоже считает красивой.
Пока он читал документы, Лорен позволила себе оглядеть солидное великолепие огромного кабинета, из которого Филипп Уитворт правил своей империей. Потом она стала разглядывать его самого. Хотя Филиппу шел уже шестой десяток, он все еще оставался на редкость привлекательным мужчиной. Седина в волосах его не старила, на лице еще не появились глубокие морщины, да и лишнего веса не было заметно. Он сидел перед Лорен за роскошным массивным столом в отлично сшитом костюме, и ей казалось, что его окружает аура богатства и могущества. Она вынуждена была признать, что Филипп Уитворт произвел на нее большое впечатление.
Лорен смотрела на Филиппа глазами взрослого человека и уже не находила его ни холодным, ни высокомерным, каким он показался ей в детстве. Наоборот, он излучал изысканность, элегантность и дружелюбие. Его отношение к Лорен было в высшей степени учтивым. К тому же он понимал шутки. Короче говоря, Лорен пришлось признать, что ее предубеждение против Филиппа Уитворта, не оставлявшее ее все эти годы, было напрасным.
Филипп перевернул страницу, и Лорен усмехнулась над своим благодушием. С чего это она вдруг так расчувствовалась? У нее опять стало тяжело на душе. Естественно, он ведет себя вежливо. А почему бы ему вести себя иначе? Ведь она больше не избалованная девятилетняя девочка. Разве и до этой минуты ей не приходилось замечать, как мужчины оборачиваются и смотрят ей вслед?
Неужели четырнадцать лет назад она неправильно судила об Уитвортах? Или это сейчас она позволила себе подпасть под обаяние очевидного богатства и ничего не значащей учтивости Филиппа?
— Хотя ваши достижения в музыке великолепны, надеюсь, вы понимаете, что в бизнесе они ничего не значат, — сказал он наконец.
Лорен мгновенно сосредоточилась.
— Понимаю. Я любила музыку и не жалела на нее сил, но потом мне стало ясно, что не могу связать с ней свое будущее.
Сохраняя достоинство и спокойствие, она коротко объяснила, почему отказалась от карьеры пианистки, не забыв упомянуть о болезни отца и финансовом неблагополучии семьи.
Филипп внимательно выслушал ее, потом опять просмотрел документы.